Фото: patriarchia.ru
Вечной памяти Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (1929 – 2008)
Автор:
Тюренков Михаил
Ровно 10 лет назад, 5 декабря 2008 года, из жизни временной в жизнь вечную ушел Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Господь даровал этому человеку 18 лет предстоятельства в крайне непростых для России исторических условиях, и этот период навсегда войдет в книги по церковной истории как одна из наиболее значимых ее вех.
Именно об этом, а также о некоторых личных сторонах жизни приснопамятного Святейшего Владыки Царьград побеседовал с духовником нашего канала настоятелем храма мученицы Татианы при МГУ протоиереем Владимиром Вигилянским. В последние годы первосвятительского служения Патриарха Алексия II отец Владимир возглавлял пресс-службу Московской Патриархии и десять лет назад первым сообщил миру эту скорбную весть.
Второе Крещение Руси
Царьград: Отче, уже десять лет прошло с тех Ваших коротких скорбных слов, а помнится, как вчера. И, тем не менее, уже можно дать некие исторические оценки. Верно ли называть эпоху Патриарха Алексия II «Вторым Крещением Руси»?
Протоиерей Владимир Вигилянский: Да, я полностью согласен с тем, что это эпоха Второго Крещения Руси. И нам, говоря светским языком, в этом очень повезло. То, что у нас был такой предстоятель, это был Промысл Божий. И что немаловажно, в 1990 году он был избран абсолютно демократическим путем. Как раз недавно я воскрешал в своей памяти все документы, связанные с Поместным Собором Русской Православной Церкви 1990 года. И ручаюсь: самое поразительное в нем было полное отсутствие давления советских властей относительно этого избрания. Многие помнят то время, власти тогда вообще думали о другом, им было совсем не до Церкви. Но и в этом тоже была Воля Божия.
Ц.: И здесь не могу не задать вопрос, актуальность которого обострилась именно в последнее время. Известно, что в эти самые дни 1990 года Предстоятелем всей Русской Церкви стремился стать человек, который вскоре учинил в ней один из самых страшных расколов. Митрополит Филарет (Денисенко), нынешний «Киевский» лжепатриарх. Действительно ли он тогда очень рассчитывал на советскую номенклатуру и органы КГБ в надеждах стать Московским Патриархом?
Отец Владимир: Именно! Было несколько кандидатур. И в том числе, нынешний лжепатриарх Филарет. Он был абсолютно уверен, что власти помогут ему прийти на эту предстоятельскую должность. В итоге же выбор, с советской точки зрения, оказался очень странным. Ведь кто такой был митрополит Алексий (Ридигер)? Человек со странной немецкой фамилией, уроженец «буржуазной» Эстонии, сын активистов христианских организаций Русского Зарубежья.
Дедушка по материнской линии – белогвардеец, расстрелянный Красной Армией (вообще все предки Патриарха служили русскому царю, начиная с XVIII века). Дедушка по отцу, Александр Александрович Ридигер, был юрист, а предки глубже – военные, в том числе – генералы, офицеры Русской армии, которые защищали русское Отечество в 1812 году, в Крымскую войну. И по-разному служили Отечеству своему, при дворе в том числе.
Отец будущего Патриарха, по советским понятиям, был коллаборационистом. Он стал священником во время немецкой оккупации, в Таллине. Помогал русским военнопленным, в частности, нескольким людям, которые всю свою дальнейшую жизнь поминали и отца Михаила Ридигера, и Алешу Ридигера, помогавшему отцу в этом деле. Некоторых они даже смогли вытащить из плена, из лагеря…
И поэтому, когда в 1946 году будущий Патриарх Алексий поступил в Ленинградскую духовную семинарию, он, как человек Русского Зарубежья, прекрасно знал (а свидетельств были тысячи), что творилось с духовенством на Родине. Но он пошел, и этот выбор мальчика, подростка и юноши Алексея Ридигера был твердым, несмотря на то что у него была аховая биография, кошмарная анкета. Более того, этот его выбор не исключал и мученическую кончину.
Ц.: То есть у 17-летнего юноши была не только твердая вера, но и мировоззренческий стержень, который он сохранил до последних своих дней? А Вам удавалось говорить с Предстоятелем об этом?
Отец Владимир: Все эти составляющие складывали характер этого человека: он был монархистом. Как-то в частной беседе он мне так об этом сказал: я – монархист, но об этом не распространяюсь, таково мое воспитание. Вообще этот человек был воспитан по-другому, он был иной, инаковый. И Господь своим Божественным перстом указал именно на этого человека, и с 1990 по 2008 год, 18 лет, он был Предстоятелем Русской Православной Церкви.
Это совпало с тем духовным голодом, который испытывал наш народ на протяжении многих десятилетий. Достаточно сказать, что, начиная с 1990 года, ежегодно освящались и открывались тысячи храмов. И это число ко дню кончины Святейшего Патриарха Алексия не уменьшалось. Уже одно это говорит о том, каким было возрождение Русского Православия в те годы. Которое, возможно, некоторые расценивают как недостаточное, но оно до сих пор еще не принесло все плоды.
Церковь и «лихие 1990-е»
Ц.: Вы сказали о духовном голоде. Но, по сути, в 1990-е годы наша страна, многие ее регионы переживали самый настоящий физический голод. И в то же время – жуткая политизация, кровавое противостояние различных ветвей власти, едва не превратившееся в гражданскую войну в 1993 году. Церковь пытается быть миротворцем, но в итоге ее вынуждают отойти от активной общественно-политической жизни. Насколько сложно было Предстоятелю именно в этот период?
Отец Владимир: Вы знаете, я долго думал, почему Патриарх Алексий публично никогда не говорил, что он монархист. Именно потому, что политизация общества была настолько сильной, что она разделяла людей. В своей позиции он отражал общее церковное чувствование. Церковь не имела права своей позицией, при той страшной смуте 1990-х, разделять людей. Она должна была находить те формы их объединения, которые они не находили в других сообществах.
Ц.: И именно в этом самом контексте появился Всемирный русский народный собор, возникли ежегодные Рождественские чтения, иные формы церковно-общественного взаимодействия?
Отец Владимир: Безусловно. Надо было создавать и возрождать очень многое: и институты церковного образования, и социального служения, институты присутствия в обществе в самых разных ипостасях. И все надо было начинать практически с нуля: издательскую деятельность, медиапространство, добровольческое движение, восстановление храмов. И главная задача – это объединить людей вокруг самого главного – спасения людей, для Евхаристии, литургической жизни. А для этого нужен храм, должно быть богослужение.
Именно поэтому первые годы церковного возрождения, того самого Второго Крещения Руси – это была организация людей вокруг богослужения, вокруг храма. А что такое храм? Это десятки, во многих случаях сотни, изредка тысячи людей, объединенных общим делом. И это самое важное. А что такое община? Община – это, помимо церковной духовной жизни, еще и социальное служение. Это образовательные, катехизаторские функции. Это совместное дело.
Возникло огромное количество организаций по реставрации храмов. Деревянное зодчество. Монастыри. Возрождение очень многих отвергнутых во времена советской власти форм деятельности добровольного служения людям. И это всё было связано с теми годами, когда предстоятелем был Святейший Патриарх Алексий.
Информационный прорыв 2000 года
Ц.: И в это же самое время возникает задача внешнего позиционирования Церкви, работы со светскими СМИ. То самое дело, служение, к которому Святейший Владыка привлек Вас?
Отец Владимир: Церковным журналистом я был с начала 1990-х. И я увидел, что доверие к Церкви тогда было чрезвычайно высоким, выше, чем к любым государственным и общественным институтам. И я знаю, что делалось все, чтобы Церковь и ее мнение блокировать и не допускать до средств массовой информации. И если священника звали в телеэфир, то зачастую только для того, чтобы поиздеваться над ним.
В итоге верующих традиционных религий было до 85%, а присутствие этой тематики в СМИ – менее 1%, ноль целых три десятых! И это было очень заметно. Может быть, именно поэтому откровенных нападок тогда было меньше, но клевета проходила так, что и ответить было невозможно. Я посвятил этому несколько статей, например, «Информационное киллерство как жанр журналистики». Но в 2000 году произошла незапланированная так называемым демократическим медиапространством вещь: Церковь вышла в интернет. И с тех пор уже невозможно было делать то, что было в 1990-е годы.
Ц.: И с тех пор просто замалчивать церковную позицию уже было нельзя?
Отец Владимир: Это во-первых. А во-вторых, столь откровенно клеветать. Поэтому формы нападок стали более изощренными. Стали дискредитировать лидеров. И сейчас очень многие люди либерального сообщества, например, Сванидзе, Венедиктов, говорят: вот, мол, какой был замечательный Патриарх Алексий! А возглавляемые ими медиаструктуры так его унижали, так чудовищно о нем говорили! И я никогда не слышал, чтобы до его кончины блаженной они хоть раз сказали о нем, что это была замечательная фигура, что это был настоящий образец религиозного лидера, и так далее.
Ц.: А как именно Вы, по благословению Святейшего Патриарха Алексия, в те годы выстраивали церковную информационную работу?
Отец Владимир: Вы знаете, у меня была счастливая работа, потому что Патриарх мне полностью доверял как профессионалу, как специалисту. Многие вещи я ему объяснял, как действуют медиатехнологии. Моей задачей было, во-первых, сделать Церковь открытой. Показать, что это не какая-то «вещь в себе». И поскольку она связана с церковным обществом, то церковное общество должно знать, что происходит на всех этажах вертикали церковной жизни. И это была не пресс-служба Патриарха, но пресс-служба Патриархии. Перед нами стояли определенные задачи: каждый день должно было быть не менее 30 новостей по разным направлениям церковной жизни: образовательной, научной, воспитательной, строительство храмов, связи с обществом в самых разных его проявлениях. И конечно, деятельность Патриарха, его служение…
И не случайно я говорю именно про открытость. Так, мы ввели, например, такой жанр, как фотоочерк: не меньше восьми (а иногда до 30!) фотографий какого-нибудь церковного события. Мне рассказывали люди, работавшие на kremlin.ru, что удивлялись этому: вот что Церковь делает! И ведь никто до нас в официальных информационных службах не делал подобного рода фотоочерки. Это, казалось бы, мелочь. Но именно это – образ абсолютной открытости, взгляда со стороны. То же самое у нас было со многими церковными соборами, совещаниями, которые были совершенно открытыми для всех. Лично я протаскивал туда очень многих светских корреспондентов. И до сих пор мне припоминают, говорят: отец Владимир, Вы открыли для нас Церковь.
Преодоление Раскола
Ц.: Мы начали разговор, вспомнив о том, как приснопамятный Патриарх Алексий взрастал в окружении Русского Зарубежья, осколка Империи. И, наверное, промыслительно то, что одним из его последних деяний стало воссоединение с Русской Зарубежной Церковью. Насколько это было важно лично для него, как он это воспринимал, через какую, быть может, личную боль, через сострадание?
Отец Владимир: Что поразительно, Святейший отделял свое собственное мнение от того блага, которое должно было быть в Церкви. То, как поносили деятели Зарубежной Церкви Патриарха Алексия – мало кого они так поносили. Поэтому можно было обидеться, можно было сказать: ладно, не при моей жизни делайте что хотите. Но нет, это была система снисхождений, милости, правды нации, правды истории. Это было приближение к истине. Святейший жил в истине, служил ей. И поэтому это великое дело было сотворено при нем и не без его непосредственного участия, в этом я вас уверяю.
Ц.: Оставил ли Святейший Патриарх Алексий после себя некое негласное «завещание», те максимы, которые важны и для Вас лично, и, быть может, для всех нас, русских православных христиан?
Отец Владимир: С каждым годом после кончины Святейшего Алексия его значение будет осмысливаться в сторону важности его дела. О нем никто не забывает, огромное количество людей его до сих пор очень любят, молятся за него (и я тоже молюсь за него ежедневно). И я думаю, многое будет открываться из того, что и как он делал, постепенно. Иногда я думаю: ой, как порадовался бы Патриарх Алексий, если бы он узнал о том-то, что сейчас у нас в Церкви сотворилось. А с другой стороны: как хорошо, что он не дожил до плясок на амвоне Храма Христа Спасителя, он бы это не пережил.
И это – крайне важный момент! Его трепетное отношение к святости. Попрание святости для Святейшего Патриарха Алексия было просто чудовищной вещью. И еще. Знаете, почему он практически не ездил на Украину, хотя для этого тогда не было препятствий? Мне удалось узнать ответ на этот вопрос. Потому что государственные власти новой Украины, какой бы президент там ни был, всегда в той или иной степени поддерживали раскольников. И Патриарх Алексий как-то сказал: пока власть раскалывает православный народ, способствуя развитию раскола, моя нога не вступит в это государство.
Вот такая, с одной стороны, у него для пользы Церкви была целая система компромиссов, когда внутренне он готов был побороть, к примеру, личную обиду. Но, с другой стороны, был абсолютно бескомпромиссным, например, в этом вопросе.
Ц.: Отец Владимир, и в заключение хотелось бы, чтобы Вы поделились чем-то личным. Каким был Святейший Патриарх Алексий человеком? Какую личную черту Вы бы сейчас выделили особенно?
Отец Владимир: Один раз я вдруг услышал, как он сказал, что больше всего не любит в людях отсутствие благодарности. Для меня, говорит, неблагодарность человека – это ругательное слово. И ведь, действительно, «благодарение» – это «евхаристия», это основа христианской жизни. Быть неблагодарным в церковном обществе – значит, противопоставить себя евхаристии.
Ц.: И он сам, наш приснопамятный Святейший Владыка, умел быть благодарным?
Отец Владимир: Да. Это точно.
***
«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему, приснопоминаемому Святейшему Патриарху Алексию, и сотвори ему вечную память!»
