Фото: www.globallookpress.com
90 лет назад, 19 августа 1929 года, в Венеции скончался Сергей Павлович Дягилев – самый известный за рубежом русский «творец талантов»
Автор:
Трифонова Екатерина
Сергей Дягилев открыл миру Россию как страну невероятной творческой мощи, способной влиять на развитие всего западного искусства. Там это помнят до сих пор. Почему у Дягилева получилось масштабно покорить Запад, а у других – нет, а также о профессиональных секретах «культурного диктатора» читайте в материале Царьграда.
Он умер в гостиничном номере, живя в лагуне в кредит. Собственных денег на похороны у лучшего импресарио эпохи не оказалось. Последнее путешествие в чёрной гондоле на православную часть острова Сан-Микеле (венецианское кладбище) оплатили парижские подруги Дягилева – Коко Шанель и Мисия Серт. А слухи ходили, что он и «русский принц», и богач, и обожатель роскоши. Впрочем, как истинный шоу-продюсер, Дягилев был не против любой славы и мифов о себе, пусть даже с оттенком эпатажа.
Человек, который за четверть века навсегда изменил мир искусства, включая моду, не оставил после себя ни дворцов, ни вилл, ни даже квартиры в Париже – она была съёмная. Да и снял он её только потому, что в последние годы одолела страсть к старинным русским книгам, рукописям, автографам Пушкина. В дорожный саквояж такое богатство не уложишь. Он умер бедным, как и жил. Но об этом европейский бомонд не догадывался, когда пожимал руку великолепному «послу русской культуры». Впрочем, остряки поговаривали, что за импресарио в его странствиях постоянно следовали «восемь вагонов декораций и три тысячи театральных костюмов». Этому вполне можно верить, вспомнив хотя бы грандиозную постановку в Париже 1908 года – первую в череде феноменальных сезонов.
Импресарио 36 лет. Хотя он и обладает неотразимым обаянием, надменностью и роскошной седой прядью в темноволосой шевелюре, но всё-таки ещё не «церемониймейстер русского балета», а всего лишь снятый с должности чиновник Дирекции императорских театров. Скандал в том, что уволен с госслужбы Дягилев навсегда. Видимо, за пререкания с начальством.
Что делать? – Двигать русское искусство на Запад! Дягилев решает сразить парижан оперой в традиционном русском стиле – «Борис Годунов» Мусоргского, с Шаляпиным в роли царя. Из самого поразительного пока только гонорар исполнителя главной партии – 55 тысяч франков.
Сцену венчания (на царство) надо поставить так, чтобы французы рехнулись от её величия,
– писал импресарио композитору Римскому-Корсакову. «Добить» французов в этой постановке Дягилев решил количеством артистов и статистов на сцене – 300 человек!
В результате Париж наводнён русскими. За сутки до премьеры в Опера Гарнье – паника, хаос, стычки между приезжими и техническим персоналом театра. На вопрос вдруг оробевшего импресарио – может, отложить премьеру? – раздалось дружное «Не посрамим земли Русской!».
И французская публика сдалась, сошла с ума от Шаляпина, от «дикой» мощи постановки, от того, как эти «орды» в золочёных нарядах талантливы в своём «варварском» искусстве.
Одним из секретов бешеного успеха в Париже была идея Дягилева привлекать в театр художников-профессионалов. На этот раз за декорации и костюмы отвечали Коровин, Билибин, Головин и Бенуа. А будут еще Бакст, Рерих, Гончарова, Ларионов, Пикассо, Матисс. Живописцы в сценическом искусстве станут фирменным стилем Сергея Павловича и его ноу-хау. Отныне в музыкальный театр будут приходить смотреть, а не только слушать.
Модная лихорадка
В сезоне 1909 года на авансцену впервые вступают «Русские балеты». Афиши с Анной Павловой уже напечатаны и расклеены по Парижу. Но сама богиня танца в последнюю минуту чуть не «кинула» импресарио, посчитав, что справится в продвижении русского балета за границей и без него. Уговорить строптивую звезду императорских театров вернуться к договорённостям было нелегко. Но против харизмы и напора Дягилева мало кто мог устоять.
Ещё юношей в письме любимой мачехе Дягилев иронично заметил о себе, мол, я «большой шармёр, шарлатан и нахал». Это было в то время, когда отпрыск разорившегося дворянского рода, сын и внук императорских кавалергардов искал своё место в жизни, признавая, что ему не суждено стать гением ни в музыке, ни в изобразительном искусстве.
Серёжа Дягилев мечтал о карьере композитора, даже напрашивался в ученики к Римскому-Корсакову. Однако суровый Николай Андреевич не оценил сочинения амбициозного молодого человека. Легенда гласит, что, уходя, Дягилев пообещал прославиться в истории чуть ли не больше, чем сам маэстро. И ведь благодаря таланту импресарио западная публика услышала и оценила самого Римского-Корсакова: в «Русских сезонах» 1910 года шедевром стал балет «Шехеразада» на музыку одноимённой сюиты композитора. До сих пор это самое исполняемое произведение Римского-Корсакова за границей.
А в Париже после премьеры случилась «ориентальная модная лихорадка». Публика сходила с ума на этот раз от изысканных костюмов Льва Бакста, которые немедленно «ушли в жизнь». Ведущие модельеры строчили скандальные гаремные шаровары для дам, устраивали вечеринки в восточном стиле, стимулируя продажи экстравагантных восточных нарядов. Впрочем, признавать, что содрали идеи из дягилевского балета «Шехеразада», парижские модные дома не спешили.
Сон Стравинского
Театральным «скандалом века» называли премьеру балета «Весна священная» на сцене Театра Елисейских полей в 1913 году. Во время представления господа в смокингах, парижские снобы и эстеты, колотили друг друга, натягивая цилиндры противникам на уши. Часть публики была в восторге от происходящего на сцене, другие посчитали себя оскорблёнными новаторской музыкой Стравинского и «дикой» хореографией Нижинского. Плюс стилизованные «лапти и онучи» на балеринах, придуманные Рерихом. Позже невероятной красоты расшитые рубахи растащили по коллекциям или просто носили в повседневной жизни, как это делала современная британская актриса Ванесса Редгрейв, заполучившая платье-раритет на аукционе.
«Люди свистели, поносили артистов и композитора, кричали, смеялись» – таким запомнила тот вечер аристократка Ромола Пульски, будущая супруга Нижинского. Писатель Жан Кокто отмечал, что публика «бунтовала, вопила, хрюкала и блеяла». Из-за беспорядков артисты не слышали оркестр, взбешённый Нижинский вынужден был за сценой громко отсчитывать такты и едва сдерживал себя, чтобы не броситься в схватку. Маэстро Стравинский и вовсе после первых криков партера сбежал из зала. Сюжет этой музыки ему приснился: славянская мифология, языческое жертвоприношение, наш ответ тевтонам… Да мало ли что может присниться, а импресарио поверил – выстрелит!
Сам Дягилев во время премьеры пытался усмирить публику, заставляя электриков гасить в зале свет. Его тоже одолевали страхи и сомнения, но он чувствовал: завтра вся Европа захочет это увидеть. Так и случилось. Спустя 100 лет после премьеры балет «Весна священная» имеет более двухсот хореографических версий: каждый уважаемый балетмейстер считает своим долгом самовыразиться под эту «дикую» русскую музыку.
Дягилеву нередко приходилось проявлять диктаторские наклонности и уламывать своих соратников на рискованные постановки. Вот и Стравинского пришлось уговаривать – спектакль должен ставить именно Ваца (Нижинский). В те годы Вацлав был известен как гениальный артист классической школы русского балета. Он танцевал всё лучшее в «Русских сезонах», совершал феноменальные «фирменные» прыжки, как пружина взлетая над сценой. Прославился в балете «Петрушка» и как драматический артист.
Однако в хореографии у Нижинского был всего один опыт, да и то скандальный. Опять же по настоянию Дягилева, в 1912 году Вацлав поставил и исполнил одноактный балет «Послеполуденный отдых фавна» на музыку парижского импрессиониста Клода Дебюсси. Спектакль публика сочла непристойным и антиэстетичным: фавн двигался по сцене как необузданное животное и соблазнял нимф. Сам маэстро Дебюсси после премьеры обозвал Нижинского «молодым дикарём». Хореографию пришлось корректировать. Сегодня эту постановку можно увидеть в двух вариантах: слишком нахальном и менее шокирующим.
Успех большинства балетных спектаклей «Русских сезонов» на протяжении 30 дягилевских лет был колоссальным. Но как удавалось импресарио каждый год выдавать шедевры, один лучше другого? Даже состоявшиеся мастера мечтали попасть в «круг Дягилева». Коко Шанель сделала всё, чтобы поучаствовать в «Русских сезонах»: она тайно спонсировала версию балета «Весна священная» и создала суперактуальные костюмы в своём любимом стиле «простота делюкс» для балета «Голубой экспресс» 1924 года (отсылка к новомодному железнодорожному экспрессу, который доставлял парижский бомонд на Ривьеру). Сюжет спектакля был посвящён отдыху и спортивным развлечениям на Лазурном Берегу. Так Дягилев положил начало балетам о современной жизни. В оформлении занавеса была использована картина Пабло Пикассо – две мощные женщины, бегущие по пляжу, как символ радости жизни и плодородия в послевоенной Европе. Дягилев любил этот необычный занавес и применял в качестве официального для «Русских балетов».
Параллельно с успехом росли долги импресарио. Время от времени нечем было платить артистам, художникам, костюмерам, промоутерам. Бывало, кто-нибудь начинал судиться из-за денег или от обиды: Дягилев на свой вкус, не спрашивая, мог укоротить партитуру любого мэтра.
Близких друзей Сергей Павлович тоже не стесняясь «резал», правил, а подчас жестоко отстранял от работы, если ему казалось, что кто-то не тянет на очередной шедевр. На этой почве импресарио заслужил в ближнем кругу прозвища «тиран», «чудище», «толстый паук и сволочь» (Бакст). Под конец жизни Дягилев рассорился и с друзьями юности: Александром Бенуа и Львом Бакстом, без которых «Русские сезоны» могли и не состояться с таким блеском. Художники обижались, слали проклятия, однако всегда возвращались к незаменимому другу Серёже.
Но в августе 1929-го ни Бенуа, ни Стравинский проститься и примириться с Дягилевым не успели, о чём горько сожалели впоследствии. Возможно, в честь несговорчивого друга-тирана Стравинский завещал похоронить себя в Венеции, которая, конечно же, напоминала им обоим другой город на воде – Санкт-Петербург. Там все они когда-то задумали удивить мир русским искусством, и куда после войн и революций путь был отрезан навсегда.
Именем Дягилева в 1965 году была названа площадь в Париже. В Монте-Карло установлен бюст импресарио, именно там по приглашению князя Монако в 20-х годах ХХ века находилась репетиционная база труппы «Русских балетов», когда мировая война и революция на родине сделали русских артистов бездомными. Тема родных Дягилева, оставшихся в России, претерпевших все ужасы гражданской войны и репрессий, – предмет отдельного серьёзного исследования. В России полноценное «дягилеведение» только развивается, а значит, нас ждёт ещё много удивительных историй из жизни этого единственного в своём роде русского.
