Заявление об отставке с поста президента Казахстана, сделанное Нурсултаном Назарбаевым, несмотря на то, что разговоры об этом велись длительное время (в особенности в контексте состояния здоровья казахского лидера), стало неожиданным. Вполне естественно, что оно повлекло попытку осмысления данного события не только с позиций внутриполитических процессов в Казахстане, но и с точки зрения тех региональных и трансрегиональных экономических и политических процессов, частью которых является Казахстан.
Художественная композиция «Аялы алакан» («Заботливые руки») с оттиском правой руки президента Казахстана Нурсултана Назарбаева на смотровой площадке архитектурного сооружения «Байтерек» в Астане. Ольга Головко / РИА Новости
С этой точки зрения важны два компонента: с одной стороны, ситуация показала, что Казахстан остается центральным звеном в системе политических отношений в Центральной Азии. С другой стороны, действия президента Назарбаева становятся важнейшим прецедентом для всего региона: насколько в принципе в постсоветской Центральной Азии возможен управляемый транзит власти.
Надо отметить, что уход Назарбаева с поста формального руководителя страны произошел в крайне сложный период для развития Казахстана. Во-первых, встал вопрос об эффективности государственного управления, о чем Назарбаев прямо заявил после отставки в феврале правительства Бакытжана Сагинтаева. Проблемы с эффективностью работы государственных органов осложнялись как раз ожиданием скорого отхода лидера Казахстана от активной деятельности. Во-вторых, в условиях относительной утраты экономического динамизма стали обостряться межнациональные отношения и в целом общественная ситуация. Показателем этого стали не только похороны жертв пожара в Астане 4 февраля 2019 года, но, скорее, январские события в Караганде, имевшие четкую этническую направленность. В-третьих, Казахстан превратился в одну из важнейших точек глобальной игры за влияние в Центральной Азии между Китаем и США, причем в этой борьбе Казахстан в силу внутренних социально-экономических причин все больше утрачивает субъектность. Наконец, Казахстан вступил в полосу кризиса неоевразийства как идеологии развития и ключевой базы государственности, что компенсировалось поддержкой неонационалистических тенденций на политическом уровне.
Хотя говорить о полноценном кризисе власти в Казахстане было бы преждевременно, тенденции развития социальных и социально-политических процессов говорили: вероятность утраты стабильности сравнительно велика, что может существенно сократить шансы на управляемый трансферт власти и подорвать репутацию Назарбаева как гаранта.
В этом смысле шаг Назарбаева был попыткой игры на опережение – он окончательно вывел себя за рамки клановой и бюрократической системы. И если в тактической перспективе действия Назарбаева можно оценить как выигрышные – его ценность как «арбитра» после ухода в отставку, безусловно, возросла, учитывая, что ни один из «преемников» не обладает пока достаточным политическим весом, чтобы играть самостоятельную игру, а выбор «первого среди равных» в новых условиях будет результатом личного решения Назарбаева в несколько большей степени, нежели раньше, когда все большую роль играл межклановый и межличностный баланс, то в среднесрочной перспективе ситуация выглядит не столь однозначно.
Казахстан и его политическая элита, которая за фасадом внешней, поведенческой вестернизации все больше архаизируется (что естественно в условиях сокращения присутствия условно «русского» компонента) по своим моделям поведения, сталкивается с важной дилеммой, в которой пока отсутствует четкое понимание динамики: с одной стороны, происходит (во всяком случае, пока) разделение функций формального и фактического лидерства, что для политико-культурно архаизированных обществ является фактором не вполне очевидным. Такая модель не сработала даже в Китае (попытка руководителя КНР Цзян Цзэминя, отказавшись от важнейших постов, сохранить доминирующее политическое влияние, используя второстепенные), хотя с исторической точки зрения КНР существенно более подготовленное общество для реализации такой модели. С другой стороны, действия Назарбаева обозначают возможность развития системы власти в Казахстане по линии разделения власти экономической и власти политической, что для азиатских обществ, особенно неустоявшихся государственных систем, является крайне рисковым вопросом. Вероятно, будущее экономической власти и контроля над накопленными казахстанской элитой авуарами будет одним из важнейших политических вопросов, который и определит успешность «маневра Назарбаева».
Среднесрочный смысл «маневра Назарбаева» также заключается в попытке выйти из-под нарастающего давления извне. Маневр казахстанского президента – попытка обеспечить себе максимальную свободу рук в условиях нарастания внешнего давления на казахскую элиту, прежде всего со стороны США, которые фактически шантажируют казахстанское руководство утратой значительных авуаров, аккумулированных в контролируемой США финансовой системе. США показали свою способность действовать в отношении казахстанской элиты жестко, почти грубо и в чем-то прямолинейно, но эффективно. В Астане явно созрело понимание, что степень жесткости политики Вашингтона может возрасти, а главное, что США, вполне правильно оценивая нынешнюю ситуацию в Казахстане, выберут стратегию «игры в игрока», то есть давления персонально на Назарбаева. Жесткая политика США закономерно привела к активизации Китая, опасавшегося превращения Казахстана в инструмент давления на Поднебесную: некий потенциальный плацдарм управления нестабильностью в уязвимых регионах КНР. Вероятно, знаковыми для КНР стали соглашения о возможности использования США в военных целях объектов в портах Актау и Курык, хотя объяснением «первого слоя» в отношении этих объектов и была возможность их использования против Ирана. Но вряд ли в Пекине испытывали какие-то иллюзии в отношении реальных целей США.
Вставал вопрос: насколько в принципе Назарбаев в таких условиях способен оставаться арбитром, концентрирующим у себя принятие важнейших политических и экономических решений и выдачу гарантий группам внешних интересов в условиях относительной слабости неадминистративных механизмов регулирования экономической деятельности. Особенно с учетом того, что обстоятельства, в частности состояние здоровья, требовали от лидера Казахстана все же определиться с преемником. Политическая многовекторность Казахстана, приобретшая несколько гипертрофированные формы в последнее время, слишком сильно стала зависеть от способности лично Назарбаева к маневрированию между различными группами интересов.
Назарбаев стал фактически самой уязвимой фигурой в элите Казахстана, в том числе потому что президент Казахстана был вынужден взять на себя чрезмерное количество обязательств, формируя систему «сдержек и противовесов» не только с точки зрения внутренних интересов в элите, но и с точки зрения обеспечения позиций внешних участников политических и экономических процессов в Казахстане. Уходя с поста президента, Назарбаев получает несколько большую свободу рук и даже возможность в дальнейшем отказаться от части ранее взятых на себя обязательств.
Другой вопрос, что сохранение за Назарбаевым серьезных институциональных возможностей – через Совет безопасности и лидерство в правящей партии «Нур Отан» – не даст ему полной свободы рук, более того, создаст риски формирования на определенном этапе «двоевластия», особенно на операционном уровне.
Россия в настоящее время вряд ли обладает значительным влиянием на внутреннюю ситуацию в Казахстане. Это связано не только с тем, что официальная Астана и лично Назарбаев уже относительно длительное время почти официально осуществляли дрейф в сторону от России, минимально используя заявления о стратегическом партнерстве с Москвой даже в риторике. Это связано с тем, что Россия перестала видеть в Казахстане приоритетного союзника, способного существенно дополнить внешнеполитические возможности России. В отличие, например, от Узбекистана, статус которого в российской внешнеполитической ментальности существенно вырос. Показательным стало то, что Москва избежала подключения Астаны к деятельности «каспийской тройки», которая является ключевым инструментом согласования позиций в контексте реализации проекта логистического коридора «Север-Юг», чем в политически мягкой форме противопоставила Астану, сориентированную на максимально интрузивное участие в китайском проекте «пояса совместного процветания ВШП», себе как ключевому участнику проекта «Север-Юг».
Спад заинтересованности в партнерстве в действительности носил обоюдный характер, отражая в основном разочарование в перспективах евразийской интеграции на ближайшее время, но также и возникновение явной личной недоговоренности и недопонимания между лидерами России и Казахстана. Это, безусловно, ослабило двусторонние отношения и создало эффект торможения евразийской интеграции, что, вероятно, будет иметь долгосрочный эффект. В какой-то мере охлаждение отношений между Россией и Казахстаном ослабило возможности Назарбаева балансировать между различными внешними участниками.
Москва, вероятно, оценивает шансы на сохранение внутренней стабильности в Казахстане на «переходный период», который неизбежно будет сопровождаться борьбой кланов и разрушением поддерживавшегося лично Назарбаевым элитного равновесия, как относительно низкие. В этих условиях «взятие паузы», особенно в ситуации, когда «промосковской группы» в казахстанской элите просто нет, выглядит разумно. Во всяком случае, в краткосрочной перспективе Москва ничего не теряет. Важно отметить и то обстоятельство, что если лично к Назарбаеву Владимир Путин мог испытывать определенный пиетет и геополитическое уважение, то преемники долголетнего казахстанского лидера на это рассчитывать не могут. Поэтому «свобода рук» в отношении не столько Казахстана, сколько неких геополитических проектов, которые связываются с именем патриарха постсоветской политики, может увеличиться.
С этой точки зрения ключевым направлением рисковости является возможность активизации тех групп элиты, которые сориентированы на Китай и которые вполне могут воспринять ситуацию как результат американского давления (что будет правдой как минимум тактически) и угрозу своим интересам, особенно учитывая, что антикитайские настроения в казахстанской элите в последние месяцы действительно усилились на фоне резкой активизации американцами манипулятивных действий как в Казахстане, так и в Центральной Азии в целом, а также проамериканских симпатий большей части управленческого класса. Почти мгновенное после отставки приглашение лидера КНР Си Цзиньпиня Нурсултану Назарбаеву посетить в ближайшее время Пекин эту версию во многом подтверждает. Таким образом, можно предположить, что борьба за механизм определения преемника многолетнего казахстанского лидера и за степень его полномочий и обязательств в экономической области еще только началась.
Автор: Дмитрий Евстафьев – профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
«Инвест-Форсайт» спросил у экспертов, как отставка президента Казахстана отразится на политических и экономических процессах в стране.
