Фото: New vision / Shutterstock.com
Финал культового сериала разочаровал многих фанатов, но неожиданно развернулся от либеральной пропаганды к консервативной антиутопии
Автор:
Холмогоров Егор
Ни один популярный сериал не может завершиться. Он может только умереть в муках после долгой деградации – так произошло и с «Доктором Хаусом», и с «Карточным домиком». «Живые мертвецы» всё ходят, гниют, но никак не могут окочуриться.
В этом смысле судьба «Игры Престолов», не избегшей общей участи, оказалась сравнительно счастливой. В этой истории поставлена навсегда чёткая финальная точка. Многих, слишком многих эта точка категорически не устроила, и петиции, требующие переснять последний сезон, не случайно собирают сотни тысяч подписей. Но всё произошедшее в финале нельзя назвать совсем уж случайным и высосанным из пальца, хотя абсурдные «загогулины» сюжета и впрямь раздражают.
Почему Арья разучилась менять облики и лица? Почему безупречные не убили Джона Сноу на месте? Почему за всё время обсуждения кандидатуры короля ни разу не прозвучало подлинное имя Эйегона Таргариена? Да, допустим, он был бы отвергнут как убийца королевы, но как минимум эта тема должна была быть поднята, поскольку из участников выборного совета о подлинном происхождении Джона знает как минимум пятеро участников. Зачем отправлять Джона на Стену по требованию безупречных, если они всё равно уезжают заниматься деколонизацией родины Миссандеи – острова Наата (отсылка к плану президента Линкольна выслать всех освобождённых в результате Гражданской войны в США рабов в африканскую Либерию настолько прозрачна, что остается только охнуть). Какая вообще Стена по приказу короля Брана, если королевств теперь шесть и Ночной Дозор располагается во владениях «незалежного» и суверенного Севера под властью Сансы? Число вопросов к дырам в сюжетной логике только финальной серии можно увеличивать практически бесконечно.
И всё-таки, пусть и с деградацией деталей сюжета, невозможно не отметить выправление идеологического смысла «Игры Престолов», произошедшее именно в последних сериях. В 6–7-м сезонах начинало казаться, что сериал неумолимо складывается в либерал-феминистскую пропагандистскую пустышку формата «Мы несём вам демократию и феминизм в пламени наших драконов». Образовавшаяся коалиция кастратов, карликов, бастардов, цветных варваров и «сильных независимых женщин» с лесбийскими наклонностями, казалось, вырезала всех белых гетеросексуальных мужчин в Вестеросе. Все сложные и нелинейные ходы романов Джорджа Мартина в отпущенном на волю сценаристов и продюсеров шоу казались забытыми и уничтоженными. На фоне этого вооружённого гей-парада королева Серсея начинала казаться защитницей Родины и здравого смысла, а патриоты Вестероса в виде отца и сына Тарли представали настоящими мучениками.
Оправданием этого многоликого толерантного зла служила угроза абсолютного врага в лице Короля Ночи, в котором уже начинали чудиться «фашизм», «нетолерантность» и вообще «Путин» (как-никак – враги идут с Севера) и даже Константин Леонтьев с его «Россию надо подморозить». Героическая победа прогрессивных сил над этим отмороженным злом и торжество цветущего гниения казались чем-то само собой разумеющимся и оттого отвратительным. «Игра Престолов» обещала превратиться в дорогостоящую агитку Демпартии США к грядущим выборам.
И вдруг в последнем сезоне идеологическая атмосфера резко изменилась. Первой тревогу забила британская «Гардиан», услышав разговор Тириона и Вариса о том, что уравновешенный мужчина Джон Сноу – гораздо лучший кандидат в короли, чем неуравновешенная девушка-чужестранка с элементами безумия и пиромании в глазах. Кинематографическая «икона феминизма», буквально лопающаяся от «сильных и независимых» женщин, внезапно превратилась в сексистскую пропаганду, к тому же подкреплённую мученической смертью Вариса, которого и в личной заинтересованности-то не обвинишь, так как он к категории «членомразей» точно не принадлежит. Да и сильные девушки в лице Арьи и Бриенны оказались не такими уж независимыми и вполне способны подарить свою любовь мужчинам, на которых положили глаз.
Но настоящий шок ожидал фанатов сериала в последних двух сериях, когда главный идейный «прогрессор» сериала Дейнерис, надежда всего человечества и кумир миллионов школьниц, оказалась не просто злодейкой, а Воплощением Зла.
Пламя оказалось не меньшей угрозой для мира живых, чем Лёд. Именно поэтому Король Ночи был неуязвим для огня драконов Бурерождённой.
Тирион справедливо отметил, что если собрать всех убитых всеми злодействующими Ланнистерами – Тайвином и Серсеей, всех зарезанных на Красной Свадьбе, всех взорванных в Септе Бейлора, то получится гора трупов вполовину меньше той, что няшка Дени поджарила за час полётов над Королевской Гаванью. Мало того, если подсчитать всех жертв Короля Ночи за время всей Зимней войны, то не исключено, что Дейнерис удалось за день превысить и их число.
И в самом деле – если кто-то и что-то убивает злодеев, то совсем не факт, что перед нами добро. Возможно, ему просто нравится убивать, а зло только подвернулось под руку, а как подвернётся добро или просто невинная жизнь – убийца покончит с ними точно так же, как Дейнерис покончила с жителями Королевской Гавани.
Либеральные политологи уже попытались обернуть ситуацию в свою пользу, мол, история Дейнерис это история о генезисе авторитаризма и стремления к абсолютной власти. На самом деле нет. Дейнерис не стремится к власти ради власти, не собирает власть, она уверена в своем праве повелевать, но сама эта власть нужна ей для реализации ее утопических фантазий.
Проблема Дейнерис в том, что она совершенно не имела и не имеет опыта нормальной политической борьбы. Она не знакома даже с основами макиавеллизма. Она никогда не училась интриговать и заключать союзы. Она всегда действовала как деспот-завоеватель, по-своему благородный, но абсолютно однокнопочный. На протяжении всей своей истории она применяет, по большому счёту, один-единственный приём: Всех Убить. Она убивает господ в Астапоре, потом господ в Миэрине, потом сжигает всех кхалов. Никакая другая стратегия ей не удается.
Напротив, когда она пытается действовать как политик – вспомним попытку заключить политический брак в Миэрине или старания Тириона осуществить сложную стратегическую комбинацию, – Дейнерис сразу же позорно проигрывает и её предают.
В случае с уничтожением Королевской Гавани претензия к Дейнерис состоит в том, что она начинает резню после сдачи и звона колоколов и не может остановиться. Во многом потому, что уверена, без этой резни её по-настоящему не признают, в том числе и горожане, которые вообще-то склонны бунтовать (тут еще надо вспомнить информацию, которую мы узнали о войне «Танца Драконов» из новой книги Мартина, – тогда взбунтованные пророком горожане перебили большую часть в драконьем логове).
И вот тут становится понятно, что «грязная» политика и борьба за власть не такая уж плохая вещь – макиавеллизм как технология власти является не только инструментом её достижения, но и инструментом её ограничения. Человек, который на пути к власти привык плести интриги, хорошо знает границы возможного и невозможного, знает, что люди простят, а что – никогда, знает, что к каждой цели существует множество путей помимо прямого.
Серсея – дама не семи пядей, но чтобы достичь власти, ей приходилось интриговать, выживать, проявлять коварство, заключать союзы. Хотя фирменным ходом – убить всех – она тоже владеет, как показала в истории с Септой Бейлора. И в итоге она проявляет себя как политик, у которой есть плюсы и минусы, и в конце мы её почти жалеем (хотя её звездным часом, конечно, был монолог о львёнке в серии «Черноводная» второго сезона – это вообще была высшая точка в истории сериала).
И на примере «успешных» героев «Игры Престолов» мы можем понять, что «макиавеллистическая» реальная политика – это учение не о достижении абсолютной власти, а о её пределах. Дейнерис абсолютно не Макиавелли. Она фанатик простого политического принципа, простой идеи, сознающей себя как благо и исключающей ограничения. И, в конечном счёте, перебить всех является абсолютно логичной манифестацией этой «простой» идеи власти. Мертвецы, как доказал тот же Король Ночи, являются очень простым по организации политическим телом. Проще построить Освенцим или ГУЛАГ, чем захудалую «банановую диктатуру», при которой, однако, у людей будут ещё и другие занятия, кроме как умирать под ударами машины массового уничтожения.
Тезис, отстаиваемый многими антикоммунистами в ХХ веке, что никакая авторитарная диктатура – франкистская или пиночетовская – не сравнится по жестокости с тоталитарным режимом, действующим в уверенности в своей освободительной миссии и готовым уничтожить всех, кто не видит «зари свободы». То, что Дейнерис оказалась не Лениным, не Мао, а прямо-таки каким-то Пол Потом в чёрном платьишке, лишь говорит о том, насколько жёстко создатели сериала стремились донести до зрителей финальную мораль. Характерно, кстати, что в течение сезона она превращается ещё и в узурпаторшу и самозванку из законной наследницы, так как, узнав о подлинном происхождении Джона, отказывает ему в праве на трон и покорности, ставит свои права завоевательницы выше его юридического и родового права.
Великолепная сцена на лестнице разрушенного Красного Замка, выдержанная в стилистике Лени Рифеншталь, превосходит все похвалы и не оставляет сомнений, что речь идёт о жёсткой и вполне сознательной сатире на леволиберальную идеологию и всевозможный «клинтонизм», которым так грешил 6-й сезон. Сумасшедшая барышня, за спиной у которой раскинулись чёрные крылья, в окружении беснующихся дикарей-мигрантов со стальными полумесяцами в виде оружия и армией не столько безупречных, сколько безжалостных чернокожих бывших рабов, которой командует человек, неотличимый от Обамы. Она готова железом и пламенем драконов нести «освобождение», то есть порабощение себе, всему миру, не пощадив ни мужчин, ни женщин, ни детей. От Югославии до Ирака, от Сирии до Украины освободительные драконы пролетят всюду и убьют всех «не понимающих», если их не остановить.
Несомненно, эта сцена войдёт во все учебники по антиглобализму и антиамериканизму, как лучшее раскрытие сущности Либеральной Империи. А предсмертный монолог Дейнерис о том, что те, кто не видит мира, которого нет, недостойны жить и могут быть уничтожены, достоин быть включён во все хрестоматии как иллюстрация сущности социального утопизма от первых коммунистов и Жан-Жака Руссо, через ужасы красного террора, ГУЛАГа и «культурной революции» и до современного толерантного «ЛГБТ-лага», с каждым месяцем всё жёстче захлестывающего удавку на шее жителей Запада (Россия, слава Богу, пока отбивается, и потому «послание» создателей сериала нам вполне понятно и созвучно).
Не менее сильной оказалась и альтернатива, которая предложена этому утопическому левацки-глобалистскому миру, с которым покончил «предательский» удар Джона Сноу (вспомним «Балладу Реддингской тюрьмы» Оскара Уайльда – «тот, кто любил, когда-нибудь любимых убивал, коварным поцелуем – трус, а смелый – наповал»).
Какое видение альтернативной утопизму реальности, нормального будущего предложил в своей речи Тирион? По сути это идеология, которая на современном Западе имеет название идентитаризма, то есть новое издание старой доброй консервативной философии. Сила народа, сила страны в его Истории и Традиции. История это не то, что прошло, а то, что уже невозможно изменить или отменить. То, что с нами уже было, делает нас тем, кто мы есть, и даёт нам права и обязанности по созиданию будущего.
Бран Старк, как хранитель Истории, фактически слившийся с нею, – собирательный образ консервативного интеллектуализма. Он даже передвигается на инвалидном кресле, подсмотренном в прошлом, – можно ли найти более убедительный образ полезности и практичности вхождения в великую историческую традицию?
Создатели сериала снова обманули ожидания либеральной части фанатов. Выборы короля – сцена, отсылающая к знаменитым выборам персидского царя в истории Геродота после убийства тирана Лже-Смердиса. Тогда одни вельможи высказывались за аристократию, другие за демократию, причём каждому Отец Истории вложил речи в защиту той или иной формы правления. Но побеждает Дарий Гистасп с его апологией монархии.
В финальной серии «Игры Престолов» аристократическое видение представлено глуповатым дядюшкой-Талли, демократическое – наивным Сэмом Тарли, которого, к ужасу тех, кто уверен, что демократия единственный и безальтернативный строй, язвительно высмеивают.
Единственная уступка модернизму, которая тут сделана, – это выпад в адрес наследственной монархии, при которой якобы дети достойного человека являются недостойными и мучат подданных.
Это представление о мнимом «вырождении» великих династий, основатели которых – выдающиеся люди, а их потомки – дегенераты и негодяи, является на деле антимонархическим мифом. В рамках этого мифа создавалась, в частности, чёрная легенда вокруг императора Николая II, которому клеветники приписывали «дегенерацию», так сказать, заранее, в рамках априорной антимонархической конструкции. На деле большинство династий не ухудшается, а улучшается с ходом истории, выродки и тираны случаются не в конце, а скорее в середине династического пути, а долговременность династического правления создаёт то наследие, которое обязывает потомков подражать добродетелям предков. Как справедливо заметил Морис Дрюон (которого Джордж Мартин считает своим предшественником и вдохновителем), «Разве народы чаще выигрывают в лотерею избирательных урн, чем в лотерею хромосом?»
Так или иначе, в Вестеросе торжествует своего рода выборная соборная монархия с мудрым правителем и сильными опытными советниками, выдвинувшимися за годы невзгод.
Эта конструкция больше всего напоминает Россию после Смутного Времени – немощный царь-мальчик, который, однако, в реальном правлении совмещён с мудростью своего отца – Патриарха Филарета (при всей условности аналогии с «Трёхглазым вороном»), опирающийся в восстановлении разрушенной и разорённой страны на мудрых советников, собранных из выжившей старой аристократии и новых выдвиженцев-ополченцев, и на коллективную мудрость Земли – Земские Соборы. Неудобные союзники-безупречные, в лице шведов, наконец-то ушли. Бешеных казаков-дотракийцев кое-как удалось умиротворить. Но впереди новые и новые невзгоды, к которым нужно готовиться, однако впереди великая эпопея славных дел, провозвестником которой являются путешествия на Запад (а в нашем случае – на Восток, навстречу Солнцу). Кажется, здесь готовая фабула для сиквела не только «Игры Престолов», но и нашего «Годунова», остановившегося как раз на точке окончания смуты.
История становится примиряющим звеном между старыми и новыми силами. В этом смысле символической фигурой является Бриенна Тарт. Первоначально она воспринимается нами как символ вооружённого феминизма. Но что в итоге? Она получает торжественное посвящение в рыцари, с одной стороны, тут можно увидеть женскую эмансипацию, но с другой – она входит в традицию. И вот в качестве командира Белых Плащей она сама пишет историю, рассказывая о деяниях сира Джейме. Женщина на этой, казалось бы, немыслимой для женщин должности оказывается не переворотом, а продолжением истории. И выглядит она, прямо скажем, в укор совершенно анекдотичным «женщинам – министрам обороны» либеральных кабинетов Европы – она настоящий воин, а не подсадная утка.
История торжествует над утопией. Страна собирается и возрождается. Может ли быть лучший финал у этой сказки – одновременно трезвый, реалистичный, основанный не на диснеевских комиксах, а на реальном историческом опыте, в котором, как правило, не до браков сказочных королев с обещанными принцами и не до всеобщего счастья?
В этом смысле конец «Игры» не только не разочаровывает, но и, напротив, внушает надежду на то, что западный мир в лице его пропагандистских центров (а компания HBO, несомненно, из их числа) сохранил остатки адекватности и даже наращивает их – катившаяся в толерантно-феминистское болото «Игра Престолов» неожиданно вышла на более чем мудрую мораль.
