Фото: pravoslavie.ru
Память преподобного Максима Грека – важное напоминание Православному миру о необходимости сбережения церковного единства
Автор:
Тюренков Михаил
3 июля 1996 года. В раздираемой политическими противоречиями и первой чеченской войной России проходит второй тур президентских выборов. По официальным данным, побеждает человек, чей рейтинг незадолго до этого не превышал и 3% – действующий президент Борис Ельцин. Однако, несмотря на чудовищный накал политического противостояния, страна избежала гражданского противостояния и кровопролития на улицах столицы, как это было тремя годами ранее.
Было ли это чудом, Бог весть. Но в тот же самый день в стенах главной русской монашеской обители, Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, произошло событие, которое нельзя не признать чудесным. Именно 3 июля 1996 года у северо-западной стены Свято-Духовского храма в ходе археологических раскопок лопата юного семинариста Леонида Севастьянова наткнулась на что-то твёрдое. Это оказались… честные останки преподобного Максима Грека. Следующий день, 4 июля, был объявлен церковным праздником – днём обретения мощей этого великого святого.
Преподобный Максим был официально канонизирован Русской Православной Церковью лишь восемью годами ранее обретения его честных мощей, однако его почитание на Московской Руси распространилось ещё во второй половине XVI века, вскоре после его кончины. Многие верующие прекрасно знают образ святого, традиционно изображаемого на иконах в виде старца с огромной пышной бородой. Однако его житие, подробнейше изученное светскими историками, известно куда меньше. Причиной тому – его вплетение в сложнейшие события церковно-политической истории XV – XVI столетий, во многом предопределившие и наши сегодняшние болезненные отношения с Константинопольским патриархатом.
От греко-латинского «гуманизма» к афонскому монашеству
Маленький греческий городок Арта известен с далёкой античности. Будучи достаточно удалённым от Царствующего града Константинополя, он особо не пострадал от османских набегов, однако, как и вся территория былого Ромейского Царства (Византийской империи), ко второй половине XV века попал под турецкое иго. Не столь суровое, как могло оказаться после трагического падения Царьграда в 1453 году: так, Константинопольские патриархи получили от султана высокий титул «рум милет-баши». Сами же православные, становясь подданными новой Османской империи, получали право беспрепятственно исповедовать свою религию.
Одними из таких «турецкоподданных» были родители будущего преподобного Максима, Мануил и Ирина Триволисы, в рукописном источнике именуемые «философами». Судя по всему, речь всего лишь о том, что это были образованные люди, а значит, принадлежавшие к греческой аристократии. Именно в их семье около 1470 года от Рождества Христова родился будущий святой, при крещении получивший имя Михаил.
Знаменитый греческий остров Корфу (Керкира) – совсем недалеко от Арты. Именно здесь получил образование юный Михаил Триволис. В отличие от Арты, Корфу в те годы находился во власти венецианцев, по сути, оставаясь последним греческим бастионом, не доставшимся мусульманам. Однако в полной мере испытавшим другое влияние: латинское, католическое. Стоит напомнить и то, что в середине XV века, с 1439 года, православные греки в большинстве своём оказались во Флорентийской унии с Римско-католической церковью.
Впоследствии греки отказались от этой унии, но именно их отпадение от Православия и стало причиной провозглашения Русской Церковью своей автокефалии от Константинопольского патриархата. Автокефалии, вопрос которой в жизни преподобного Максима Грека сыграет немалую роль. Но об этом чуть позже. А пока юный Триволис получает образование и амбициозно, но безуспешно пытается избраться в Большой совет острова Корфу. Политическая неудача направила его по иному пути: будущий монах начал грызть гранит науки, отправившись для этого в Италию.
Альд Мануций, Ианос Ласкарис и Джироламо Савонарола. Эти имена прекрасно знакомы тем, кто хотя бы немного знаком с эпохой Возрождения. Все эти люди стали учителями молодого Михаила Триволиса, получившего прекрасное образование. Сначала в духе итальянских гуманистов, а затем благодаря настоятелю знаменитого флорентийского монастыря Сан-Марко Савонароле, в духе латинских аскетов. Людей, далёких от святоотеческого христианства, Православия, но всё-таки противостоявших возрождающимся антично-языческим тенденциям.
Сам Джироламо Савонарола будет анафематствован папой римским и после долгих и изощрённых пыток казнён в 1498 году. По сути, его конфликт с папой Александром VI (скандально известным Борджиа) был следствием интриг и не затрагивал основ римо-католического учения. Но очевидно, случившееся сильно повлияло на молодого грека Триволиса, который в итоге бежал от этого западного мира на Святую гору Афон, где в знаменитом Ватопедском монастыре принял постриг, став монахом Максимом. К слову, и впоследствии о Савонароле преподобный старец будет высказываться предельно почтительно. Хотя, и это немаловажно, оговариваясь, что тот не был православным:
Я настолько далек от согласия с теми неправедными судьями, что с радостью причислил бы замученных ими страдальцев к древним защитникам благочестия, если бы они не были латинской веры. Такую же, как у древних, горячую ревность видел я и в тех преподобных иноках. Я не от кого-либо другого слышал, но сам их видел, часто бывал на их поучениях. Их проповеди отличались не только ревностью за благочестие, но также премудростью, разумом, знанием не только боговдохновенных, но и внешних писаний.
От Святой горы к Третьему Риму
Афон, как и вся Греция того времени, находился под османским владычеством, однако сохранил все прежние права и привилегии. По сути, это был автономный оазис Православного просвещения, где турки даже разрешили устроить типографию. В многочисленных сочинениях преподобного Максима Грека (а всего его перу принадлежит до 365 текстов) есть и детальное описание Святой горы, устройства афонских монастырей и самого порядка монашеской жизни.
Сам отец Максим в этот период уже вовсю проявляет себя как настоящий учёный монах, обладающий писательским талантом: составляет богослужебные тексты, в числе которых «Канон святому Иоанну Крестителю» и многочисленные поэтические эпитафии. И в 1516 году, когда на Афон прибыла русская делегация с богатыми дарами и просьбой от великого князя Василия III Ивановича прислать в Москву «на время» книжного переводчика, афонское священноначалие решило отправить в далёкую северную страну монаха Максима, который, хоть и не знал русского языка, но давно проявил себя как «человек наученный, от разумных избранный».
И здесь нужно сделать небольшое поясняющее отступление. Как известно, Святая гора Афон была и остаётся в каноническом подчинении Константинопольских патриархов. Так было и в начале XVI века. Но! В это время Церковь Константинопольская не признавала автокефалии Русской Церкви. Хотя без каких-либо зазрений испрашивала и получала материальную помощь единственного свободного и стремительно укрепляющегося православного государства – Великого княжества Московского.
При этом сами греки, мягко говоря, весьма скептически относились к русской Православной учёности и книжности, считая её варварской. Так, известна трагическая история афонского монаха-серба Феодора, который держал в своей монашеской келье московские книги и крестился двуперстно. Об этом узнали греки и созвали собор, который один из очевидцев описал следующим образом:
Сошлись старцы святогорския и надели на себя патрихели, привели старца с московскими книгами, поставили среди церкви и называли его еретиком и хотели его сожечь с книгами, тутоже и турки стояли призваны. И по многом безчестии старцу тому велели московския книги на огнь положить самому… И отдали его турку, и турок держал его у себя в железах многое время…
Едва ли у монаха Максима, прибывшего в Москву в марте 1518 года, отношение к нашей стране и её «самопровозглашённой» Церкви было принципиально иным. Хотя к тому времени наш Первопрестольный град уже утвердился как Третий Рим, единственный центр Православного мира, и даже внешне начал обретать его черты. Так, именно к этому времени уже были не только возведены, но и расписаны Успенский и Архангельский соборы Московского Кремля (да и вообще многие итальянские и греческие мастера успешно трудились над благоустройством русской столицы).
Но монах Максим был не по «зодческой части». Он очень быстро изучил русский и церковнославянский языки и активно приступил к переводческой деятельности (в первую очередь – к переводу Толковой Псалтыри). Отношение к учёному греку было предельно почтительным, он получил возможность и все условия для написания богословских и просветительских сочинений и даже был приближен к самому великому князю Василию III.
И здесь прежняя политическая искушённость отца Максима дала сбой: он позволил в своих посланиях к великому князю не только возвеличивать его, сравнивая с ромейскими василевсами, но и поучать. Более того, ясно прослеживалась мысль учёного грека, что Великая Россия должна освободить греческие земли и возродить Ромейское Царство. Всё это едва ли было близко чаяниям Василия III, а придворные интриги усугубили ситуацию, особенно в условиях угроз со стороны Крымского ханства и непростых отношений с ханством Казанским. Говоря современным языком, в стране началась антитурецкая шпиономания.
Трагедия учёного монаха
Отец Максим почувствовал неладное, но слишком поздно: из России его отпускать не захотели. С одной стороны, он действительно был очень ценным переводчиком, с другой, уже оказался втянут в церковно-общественный конфликт иосифлян (идейных наследников преподобного Иосифа Волоцкого, сторонников сильной Церкви, чьи монастыри имели право на крупные землевладения) и нестяжателей на стороне последних.
Греческий учёный монах позволял себе критиковать порядки в Русской Церкви и Государстве Российском. Вплоть до критики якобы незаконной автокефалии, а также действительно незаконных намерений великого князя развестись с супругой, не имевшей детей в течение двадцати лет, чтобы вступить в новый брак ради рождения наследника.
Нет, конечно же, всё это было не критиканство недовольного всем и вся диссидента, но, помноженная на интриги и шпиономанию, эта критика дала страшный результат. В 1525 году на Московском соборе отца Максима совершенно безосновательно обвинили в ереси (заключающейся в «порче» богослужебных книг – внесении искажений в богослужебные тексты), в сношениях с турецким правительством, отлучили от причастия и заточили в Иосифо-Волоцком монастыре.
Позднее, на Соборе 1531 года, обвинения усугубились чудовищными сплетнями: мол, в Италии Максим Грек «отступил… в жидовской закон и учение» и будто бы спасаясь от смертной казни, бежал на Афон. И даже о том, что монах Максим якобы побуждал османского султана напасть на Россию. Нелепость этих обвинений очевидна сегодня, однако в тех условиях они казались вполне обоснованными.
И здесь, внимание: что бы после таких ужасающих обвинений сделали с отцом Максимом в «просвещённой» Европе, например, той же Флоренции? Вспомним судьбу Джироламо Савонаролы. Греческого же монаха Максима всего лишь сослали в Тверь в Отроч Успенский монастырь под надзор Тверского епископа Акакия. Последний предоставил ссыльному возможность заниматься богословскими трудами, более того, приглашал разделять с ним архиерейскую трапезу. Во время этого заключения старцем Максимом были написаны многочисленные богословские труды, в том числе знаменитые «Исповедание православной веры», «Слово о неизглаголанном Божием промысле», «Слово душеполезно» и «Слово о покаянии».
Освобождение и блаженная кончина
Между тем на Православном Востоке о заключении отца Максима знали, и есть сведения, что Восточные Патриархи ходатайствовали о нём. Сначала Митрополит Московский и всея Руси Макарий благословил старца «к церкви хождение и животворящих тайн Христовых причащение». Более того, сам Святитель Макарий в посланиях к Максиму Греку открыто назвал его «святым», проявив большой интерес к богословским сочинениям старца.
В итоге отец Максим был освобождён. Судя по всему, эта «амнистия» 1547 года была приурочена к венчанию на царство юного великого князя Иоанна IV, более известного как Иван Грозный. Правда, освобождение было неполным, несмотря на просьбу отпустить его на Святую гору Афон. Старца направили на покой сначала в Москву, а затем – в Троице-Сергиеву Лавру, где он до конца своих земных дней продолжал писать богословские сочинения и… поучения молодому царю. Поучения не дерзновенные, но исполненные мудрости и излагающие Православный идеал симфонии царской и церковной власти.
Разумеется, такие назидания не повредили преподобному Максиму, но во многом помогли молодому Ивану Грозному в его делах по укреплению молодого Государства Российского. И эти труды в первые десятилетия его правления привели ко многим благотворным плодам, лишь часть из которых довелось узреть при земной жизни преподобному Максиму Греку, отошедшему ко Господу в 1556 году от Рождества Христова.
И сегодня, когда между Русской и Константинопольской Церквами вновь возник самый настоящий раскол, нам очень важно погрузиться в церковную историю XV – XVII веков. И главным выводом должно стать осознание важности сохранения нашего Православного единства в политических условиях, которые как тогда, так и сейчас являются крайне непростыми. Трагедия преподобного Максима Грека была трагедией взаимного непонимания: и у греков, и у русских были своя правда и свои заблуждения. И эти заблуждения и разделения важно преодолевать по слову первоверховного апостола Павла:
А теперь вы отложите всё: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос.
