Когда российский президент Владимир Путин приглашает гостей на правительственные приемы в старинную крепость Кремль, то в один из самых торжественных моментов все выглядит так, как будто время остановилось, и действие происходит по протоколу царского времени. Мундиры сияют, блестят золотые эполеты, ладные курсанты в мундирах как из театральных костюмерных распахивают створки дверей высотой до потолка.
Уверенным шагом царь идет на камеры, избранная публика долго аплодирует и на какой-то момент забывает о череде несчастий, обрушившихся на Россию и русский народ за последние сто лет.
Послание остальному миру более чем понятно: Россия вновь стала Россией, супердержавой двух континентов, огромной евроазиатской империей с интересами, простирающимися от Средиземного моря и Ближнего Востока до Латинской Америки, оплотом православия, Третьим Римом, широкой, ни с чем не сравнимой страной, где подчас самое старое опять становится самым новым.
Дневники маркиза де Кюстина, объехавшего огромную державу почти два столетия назад, остаются до сих пор лучшим психологическим путеводителем для всех желающих понять Россию, как, впрочем, и для тех, кто этого не желает. Так что же, Россия должна оставаться загадкой всегда?
Нельзя сказать, что Запад, и прежде всего Соединенные Штаты Америки после всемирно-исторических перемен три десятилетия назад проявили в отношении России особую чуткость. А ведь это — так же, как в опасные времена холодной войны — не просто какой-то вопрос для научной диссертации, а вопрос выживания технико-индустриальных форм жизни на Востоке и Западе.
Уже давно мир не был так чреват опасностями, как в последние месяцы, и это состояние продлится, судя по всему, долго. Чтобы лучше понять масштаб происходящего, необходимо вспомнить двойной кризис вокруг Берлина и Кубы в 1958 и 1962 годах, когда пропасть разверзлась, и сверхдержавы содрогнулись перед ужасной перспективой их собственного конца.
Но как раз потому, что тогда положение было крайне опасным, из него возник парадокс взаимного устрашения. Он появился от ужасного осознания того, что сверхдержавы независимо от стратегических и идеологических факторов, их разделяющих, могут выжить лишь вместе или вообще не выжить.
Возвращаться к исходным точкам сейчас и нежелательно, и невозможно. Но опыт кризисов 60-х и 70-х годов нельзя забывать —так же, как и менеджмент серьезных политиков в преодолении кризисов и конфликтов, и широкий спектр мер по контролю над вооружениями 80-х годов. Если ничего не будет происходить, то может произойти всё, что угодно.
«Европа — наш общий дом»? Когда Михаил Горбачев почти 40 лет назад ввел это понятие в свою программу реформ и обновления, ища поддержки у Запада и двигая Россию в революцию сверху, на Западе сначала возникли сомнения и недоверие. К ним прибавилось удивление, когда там начали провозглашать разворот в сторону Запада, открыли архивы, реабилитировали узников, предприняли попытки ввести демократию, отказались от имперских амбиций в южной Африке, в Центральной Азии, в восточном Средиземноморье. Петрогосударство Россия потерпело финансовый крах.
То, что вначале восприняли как временное падение цены на нефть, вызванное войнами на Ближнем Востоке в 80-е годы, вскоре оказалось началом конца Советской власти. А возможно, что помимо этого, обновленной демократической России представился шанс вместе с другими государствами предпринять конструктивные шаги, чтобы исключить «гарантированное взаимное уничтожение» и общими усилиями определять и решать главные проблемы человечества.
Но ничего подобного не произошло — не в последнюю очередь потому, что штабы планирования Вашингтона не поняли, что стоит на кону, а европейцы недостаточно убедительно предостерегали о том, что Россия хотя и не такая сильная, как кажется, но и не такая слабая.
Россия и упущенные возможности
Расширение НАТО на Восток таило в себе шанс в долгосрочной перспективе приобщить мир к техническим чудесам современности и общими усилиями создать для этого необходимые стратегические предпосылки. Этот шанс был упущен, а России как старому врагу и новому полу-другу указали место в углу организованным недоверием и двусмысленностями. Пока, наконец, из Кремля не пришло заявление «New order or no order»* — для пущей доходчивости сразу на английском языке.
Продолжает ли путинская Россия оставаться державой по статусу-кво, которой она была десять лет назад — добавим, возможно была? Умно ли играл Запад от Вашингтона до Берлина своими картами? Бывший американский госсекретарь Джордж Шульц (George Shultz), один из мудрых дипломатов — если таковые когда-то вообще были — предостерегал в свое время (и не он один) от последствий западной беззаботности. По словам Шульца, Россия — как раненый медведь гризли: сильная, непредсказуемая, злопамятная. Разве 20 лет назад это было так трудно понять?
Так же как охранка, всесильная царская тайная полиция, пережила крах царизма благодаря своей приспособляемости и незаменимости и образовала симбиоз с красными преемниками, так и НКВД пережил конец сталинской тирании. То же самое произошло и с КГБ, откуда вышел Путин, резидент в Дрездене и спустя десять лет шеф организации-преемницы ФСБ. Она — далеко не единственная секретная служба в необъятной России, но только она сильнее, чем другие, воплощает в себе традицию быть государством в государстве: элитарным, самоуверенным, традиционалистским, дисциплинированным и сконцентрированном на службе. Это патриоты особого рода, полусекретный орден со строгими внутренними правилами. Понимают ли это на Западе?
Во всяком случае, это форма жизни, которая всегда формировала мышление хозяина Кремля и большинства людей из его окружения. Неужели западные государственные мужи надеются дождаться, когда в Кремле наступит чистая демократия? Или дождаться, когда Россия однажды попросит для себя хорошей погоды?
Придется пойти навстречу России, хотим ли мы этого или нет — раньше или позже, но лучше раньше, чем позже. Чего сейчас не хватает, так это проверенного способа общения — закулисной дипломатии, но прежде всего общего стратегического представления о грозящей опасности.
При этом речь идет не только о том, чтобы обновить более действенные, взаимосвязанные элементы из менеджмента холодной войны. Мы уже давно живем в другом мире, часто не подозревая об этом.
Глобализация проблем и дигитализация всех форм жизни, расширение сферы действий на ближайший космос, а также гибридное ведение войн и кибер-войны — это не абстрактные явления, а реальные опасности. Если мы не поддадимся искушениям и обещаниям искусственного интеллекта и не ограничим его, и не сделаем это общими усилиями, ситуация может стать серьезной.
* «Или новый порядок, или не будет никакого порядка» (англ.)
Автор: Михаэль Штюрмер (Michael Stuermer)
Оригинал публикации: Wir sollten vom Management des Kalten Krieges lernen
ИноСМИ
