Иногда в плен могли не брать просто потому, что некогда было с пленными возиться: надо наступать дальше, а не оставлять значительную часть бойцов для сопровождения пленников… Тогда пленных могли расстрелять. Но чаще в плен не брали солдат конкретных категорий. У войны есть свои негласные правила. Только они сдерживают стихию жестокости, и только милостивые воины могут расчитывать на милость своего врага. Даже во время Великой Отечественной войны, когда невиданные прежде зверства стали обыденностью, некоторые подразделения или категории бойцов вермахта заслужили чудовищными кровавыми преступлениями особенную репутацию, которая не позволяла относящимся к ним солдатам и офицерам рассчитывать на помилование.
Снайперы
Например, обычно красноармейцы не брали в плен, а сразу расстреливали или иначе убивали немецких огнеметчиков и снайперов. Поэтому те, если вовремя осознавали возможность пленения, выбрасывали «улики» — свои винтовки или драгоценные оптические прицелы. Снайперов боялись и ненавидели: один снайпер мог убить сотни людей, причем зачастую те погибали в муках, так как снайперу выгоднее ранить, а не сразу убить врага. Раненый привлечет к себе помощников (то есть новые цели) и будет кричать, чем напугает товарищей. Немецкий снайпер Йозеф Аллербергер, воевавший на Восточном фронте и убивший не менее 257 красноармейцев (в том числе нескольких женщин), цинично признавался в своих мемуарах: «Я не раз видел, как нечеловеческие крики раненых мной русских бойцов деморализовывали их товарищей, и советская атака резко ослабевала и прекращалась»; Аллербергер «старался поразить в живот как можно больше бойцов», а также стремился попасть в область почек, чтобы «раненые начинали буквально по-звериному кричать и выть». И он понимал, что за такое его ни в какой плен не возьмут: «Снайпера же, который попал в плен, ждала жестокая расправа». Перед каждым крупным боем Аллербергер присматривал место, куда бы он мог спрятать свою винтовку в случае внезапного появления рядом с его окопами русских.
Эсэсовцы
Военнослужащих СС, организации, признанной преступной, также нередко не брали в плен. Именно эсэсовцы обслуживали «фабрики смерти» — концентрационные лагеря; это именно они участвовали в бесчеловечных экспериментах над людьми, проводили этнические чистки, расстрелы евреев и коммунистов, расправы с мирными жителями, женщинами, детьми… Для их жестокости не было никаких рамок, они не имели никаких представлений о воинской чести. Своими преступлениями они наслаждались и гордились. И в ответ получали ненависть и презрение. Красноармейцы по заслугам называли их «зверями». Перед пленением многие эсэсовцы срезали нашивки или надевали другую форму, чтобы не провоцировать красноармейцев и не оказаться тут же расстрелянными. В дивизиях СС также служило много ненавистных красноармейцам мародеров из союзных Германии стран – венгров, румынов, чехов, фламандцев и т.д. Их часто применяли в карательных операциях против партизан (а значит, они убивали и мирных жителей, то есть партизанских «пособников»).
Слава их была настолько дурная, что даже генерал Ватутин вопреки всем правилам открыто отдал приказ «венгров в плен не брать», «сразу в расход» — под Воронежом венгерские части натворили столько зверств, что надеяться на милость они не могли. Даже после войны эсэсовцы скрывали свое прошлое и бежали в страны Латинской Америки, так как им приходилось бояться не только судебного преследования, но и мести охотников за нацистами, иногда занимавшихся самосудом.
Власовцы
Нельзя сказать, что обыкновение не брать в плен коллаборационистов было массовым в Красной армии. Нет, действовали ситуативно, и многое зависело от конкретной части и настроения советских солдат. Очень многие не могли сдержать своей ненависти к предателям и расстреливали сдающихся власовцев на месте. Артиллерист Михаил Кано вспоминал, что «никого из нас тогда не интересовали причины, почему бывший красноармеец стал служить немцам, по идейным ли сообраениям, или что б в лагере военнопленных с голоду не помереть…» К власовцам относились с безграничной ненавистью. Кано описывал эпизод, прозошедший на его глазах с колонной плененных власовцев: «Один из танкистов сел за рычаги Т-34 и врезался в эту колонну, стал давить, кого успел. Танкиста потом отдали под трибунал…»
Если даже ценой своей свободы и риска для жизни красноармееец мог так поступить, то что уж говорить о моменте сдачи в плен в боевой обстановке – тут часто власовцам не давали пощады. Ветеран Л.С. Свердлов вспоминал об одном случае — его часть окружила амбар с засевшими внутри власовцами: «Уничтожили всех до единого, в плен их никто брать не собирался».
Константин Дмитриев
